Посв. Tadanori
Слабонервным не рекомендуется.
читать дальшеНас заперли в комнате. Крохотной комнатушке с отвратительными фиолетовыми обоями в черную крапинку. Там был только стол, на котором лежал пирог. Заурядный пирог с сахарными розочками и кокосовой стружкой. Он был отравлен, – так нам сказали. Осталось пять дней. Мы сидели на каменном полу и чувствовали, как застывает ужас в венах, заменяя кровь на что-то липкое и грязно-серое, как потемневшие от времени бетонные плиты. Только не фиолетовое, нет! Его и так слишком много.
- Не пускай его внутрь, - шептал я другу, и он кивал в пустоту. Закатывал глаза, наверное, пытаясь повернуть их зрачками внутрь. Там темно, там не фиолетово.
Мы почти оглохли от тишины, когда спертый воздух вдруг наполнился движением и звуками. Черные точки на стенах превратились в бабочек и летали по комнате, поднимая крыльями свалявшиеся клочья пыли. Мы улыбались - нам нравились бабочки. А потом они мутировали и превратились в летучих мышей. Мыши пищали пронзительно, как сотня натянутых до предела гитарных струн. Мыши лезли нам в уши, пытаясь, наверное, сожрать нас изнутри. Мыши тоже знали, что пирог отравлен.
- Давай я съем его, - сказал мне друг. – Ты четыре дня пробудешь тут с трупом и доживешь до Выхода.
- Ешь, - сказал я, криво усмехаясь. Мои нервы в этот момент натянулись тугими черными проводами-змеями и искрили, рискуя взорваться прямо в голове. Я отвернулся. Мне было страшно, что я не выдержу и тоже съем его. Долгих полчаса за спиной раздавалось чавканье. Я не слышал звука противней в своей жизни. Я обернулся и увидел, как он с маниакальным упорством ищет крошки под столом.
- Теперь я умру, - весело сообщил он. И я тоже радовался вместе с ним. Ведь это, наверное, почти не больно.
Черные точки складывались в нимб вокруг его головы, когда он стонал и мучился. Пирог отравлен не был. Он выживет. Наверное. А я нет. Или я съем его. Будет видно.